Почему Запад недооценил Украину

Украинцы борются за выживание. Им нужны все доступные инструменты для достижения этой цели. Не отказывать им в доверии – это минимум, которого они заслуживают, – пишет Olesya KHROMEYCHUK

.Люди на Западе считают меня недостойной доверия, потому что я – молодая женщина из Восточной Европы. Мою страну трактовали так же.

«Почему такая красивая особка проводит исследования на столь сложную тему?» – я услышала от старшего научного сотрудника на одной из первых конференций, на которых была. Я написала кандидатскую диссертацию, посвященную истории Второй мировой войны, а именно военному сотрудничеству на оккупированных территориях. Мой собеседник проверял мои компетенции, потому что, по его мнению, я отклонялась от общепринятого шаблона. «Красивые люди» не способствуют распространению знаний. Они скорее обеспечивают развлечение. Их сфера – эмоции, а не профессионализм. Именно тогда я впервые поняла, что меня воспринимают как не стоящую доверия не из-за того, что я знаю, а потому, кем я являюсь – молодой женщиной из Восточной Европы.

Проблема доверия выходит за рамки индивидуального измерения. В нем отказывают также целым группам и нациям, если они не соответствуют общепринятой идее о том, как должен выглядеть источник достойный доверия. В 2022 году западные журналисты неоднократно задавали мне такой вопрос: «Владимир Путин не признает государственность Украины. Почему он не прав?» Вынуждали меня оправдывать существование суверенного государства. Когда доверие подвергается сомнению, простого существования недостаточно. Надо доказать, что у тебя есть право на существование. За этот год я заметила, что моей Родине не доверяют даже по поводу ее собственной идентичности, и начала задумываться над проблемой доверия не только отдельным людям, но и целым странам.

Украина должна была упасть уже через несколько дней после того, как Россия начала свое гнусное полномасштабное вторжение в феврале 2022 года. В общем ощущении Россия была более сильной страной с военной, экономической и политической точки зрения. Украину же изображали как коррумпированное, разделенное и слабое государство. Такой подход имел серьезные последствия. Переоценка силы агрессора в сочетании с недооценкой обороноспособности Украины оказала непосредственное влияние на объемы и темпы помощи украинцам. Это оказало непосредственное влияние на количество жертв. Прошло десять месяцев, было много украинских побед, а я до сих пор не услышала ничего похожего на извинения или хотя бы признания ошибки от тех, кто предрекал скорый крах Киева.

«Прежде чем передать оружие, мы хотели проверить, будут ли они воевать», — сказал один профессор после моей недавней речи. Между строками это замечание означает, что «они», то есть украинцы, должны доказать, что они достойны того, чтобы «мы», то есть Запад, им доверяли. Как будто мало первых восьми лет российской войны в Украине, прошедшей практически незамеченной за пределами Центральной и Восточной Европы, трех десятилетий независимого государства, боровшегося за демократические реформы, и нескольких столетий борьбы с империализмом.

Достаточным залогом сопротивления Украины во время нынешней колониальной войны могла бы быть история борьбы украинцев за само право на самоопределение, если бы только эта история была замечена. Однако украинская история о прошлом Украины была отвергнута в пользу искаженного образа, представленного соседним диктатором, отрицающим существование Украины. Именно такую версию впоследствии нам объяснили протекционные говорящие головы в западных СМИ, практикующие «перевод» (где «мужество» конкурирует с «западностью»). Несмотря на плохую содержательную подготовку, эти специалисты завоевали репутацию авторитетов.

Как феминистка, занимающаяся вопросами гендера и войны, я разработала инструменты, которые оказались полезными, когда я наблюдала за тем, как международное сообщество воспринимает войну России против Украины. В иерархии мыслей, которые считаются вероятными, голос женщин все еще едва слышен. Его конкретная сила зависит от социально-этнического происхождения данной женщины, но он всегда имеет меньшее значение, чем голос влиятельных белых мужчин. Сходным образом и с народами, не соответствующими патриархальному, западному идеалу. Их также отвергают как второстепенные и незначительные, хотя они численно являются крупнейшими нациями региона. Размер имеет значение только тогда, когда он сопровождается экономическим богатством и политической властью.

Необходимость украинцев доказывать, что они достойны помощи во время геноцидной войны, развязанной Россией, напомнила мне интервью, которое я когда-то брала с женщиной-военнослужащим для целей своего исследования. Когда я спросила ее, сталкивалась ли она когда-нибудь с гендерной дискриминацией во время службы в армии, она ответила: «Сначала солдаты относятся к тебе как к женщине, но когда ты доказываешь им, что ты солдат, они начинают относиться к тебе как к остальным”. Женщина должна доказать, что она является политиком, ученым, писательницей, историком или военным, прежде чем ее будут считать равной мужчине. Другими словами, чтобы женщину воспринимали серьезно, ее навыки и знания должны быть воплощены в узнаваемой форме, созданной мужчинами и для мужчин Женщины, отклоняющиеся от этой нормы, не вызывают доверия.

Украина, государство независимое всего три десятилетия, тоже воспринимается как «красивая особь». Украинские голоса, звучащие в репортажах о российской войне, должны быть эмоциональными, плаксивыми и трепетными, но не авторитетными. За ними часто следовал комментарий внеукраинского эксперта, задачей которого было «объективно» оценить ситуацию. Создатели этих программ не думали, что демонстрация эмоций может идти рука об руку с доверием и забывали о том, что украинские эксперты постоянно предоставляли свою экспертизу, несмотря на сильные эмоции, связанные с тем, что их семьи оказались в опасности или их дома были разбомблены.

Неудивительно, что сопротивление, единство и четкое ощущение истории и гражданской идентичности, которые украинцы продемонстрировали в течение месяцев после вторжения, поразили мир. Эти черты просто противоречили предыдущему имиджу их страны.

Как и многие другие народы, украинский народ часто представлялся в литературе и искусстве женским. Романтики XIX века изображали Украину то жертвой, которую эксплуатирует империалистический правитель, то экзотической красавицей, которую нужно завоевать и обуздать. В рассказах о войне двадцатого века она была матерью или богиней, принявшей своих детей, чтобы защитить их от опасности. Однако недавно она превратилась в принцессу-воина, оснащенную современным оружием и сверхъестественными способностями. Эти образы, присутствующие в коллективном воображении, являются фантазиями, обычно создаваемыми мужчинами. Независимо от того, вызывает ли она сожаление, восхищение, потребность поклоняться или страх, у этой женщины-нации нет авторитета.

Нация, которая не может похвастаться веками непрерывной государственности, не признается легитимной нацией, пока не будет подходить к общепринятому стандарту. Когда украинцы продемонстрировали свою силу на поле боя, решительное лидерство и настойчивость – черты, связанные с традиционными представлениями о мужестве – их страна начала завоевывать доверие, которое обычно придают «старшим» нациям. Они «доказали», что заслуживают доверия. Их голос начал звучать громче, особенно когда он принадлежал солдату-победителю или непоколебимому президенту.

Во всей этой ситуации украинцы – не единственная нация, которая не считалась достойной доверия. Другие страны Центральной и Восточной Европы, предупреждающие жестокость России, также были отклонены, а их призывы к более жесткой позиции против полномасштабного вторжения были интерпретированы как бряцание оружием. Подход этих стран к их историческим, колониальным отношениям с Кремлем, в глазах многих был предопределен «эмоциями» и потому менее оправдан. Более вероятными были «объективные» оценки, предоставленные такими странами, как Германия, установившая более дружественные торговые отношения с руководством Российской Федерации. Если бы был учтен опыт стран Центральной и Восточной Европы, мы были бы лучше подготовлены к безжалостности, с которой Москва обычно ведет свои войны. Например, люди, знавшие, что такое Голодомор, большой голод, намеренно вызванный Сталиным в 1930-х годах, стоивший жизней миллионов украинских крестьян, не были удивлены, увидев, что Кремль организовал зерновой кризис, который также мог привести к серьезным голодам. Знавшие об убийстве польских офицеров, совершенном НКВД в 1940 году, не были шокированы убийством россиянами украинских военнопленных в Оленовке в июле 2022 года. Те, кто оплакивает своих близких, брошенных в братские могилы сталинского террора, не были удивлены при виде братских могил в Ирпене, Буче, Изюме и других местах, освобожденных Вооруженными Силами Украины.

В отличие от жителей Лондона, Вашингтона, Парижа и Берлина, жители Центрально-Восточной Европы не считают украинцев нечувствительными за то, что они испытывают злобу, гнев и даже ненависть к народу, представлявшему себя народом братским, но решившему  стать врагом. Они знают, что было бы нечувствительно не ощущать возмущения от имени тех, кто стал жертвой неспровоцированной агрессии.

Те, кто на опыте знают русский империализм, знают, как важно употреблять точные понятия: не «кризис», а война; не «сепаратисты», а сторонники России; не „украинская война”, а война России против Украины. Язык имеет значение. Его использует Кремль как инструмент для ведения войны. Они также знают, что прикрытие нейтралитетом во имя «ответственной журналистики» на самом деле безответственно. Нет ничего ответственного в повторении за Россией, когда она утверждает, что украинцы стреляют в собственное мирное население, а единственным источником этих разоблачений является кремлевская пропаганда. Такая журналистика является, по меньшей мере, наивностью, если не причиной реального вреда.

Люди, обладающие опытом колониальных амбиций Кремля, знают, что удовлетворение Москвы имеет свою цену. Ее платят те, кого на международной арене часто воспринимают не заслужившими доверия.

Недавно один западноевропеец сказал мне: «Украина должна отказаться от оккупированных Россией территорий. Без них вам будет лучше». „Отдать временно оккупированные территории означало бы оставить наших граждан под оккупацией, которая в лучшем случае лишит их всех прав, а в худшем – приведет к расстрелам без суда”, – ответила я, опираясь на информацию людей, переживших оккупацию и действовавших на месте как правозащитники. На что я услышала: «Я понимаю, что ты относишься к этому эмоционально, но я говорю только о том, что будет лучше для твоей страны».

„Доверие является базовым инструментом для выживания”, – пишет Ребекка Солнит. В своем эссе 2008 года „Мужчины объясняют мир” она описывает, как женщинам отказывают в доверии, независимо от их знаний, просто потому, что они не мужчины. Ось размышлений Солнит – это анекдот, взятый из ее собственного опыта о том, как мужчина пытался объяснить ей «очень важную» книгу, прежде чем осознал, что стоит перед ее авторкой.

Однако спустя 12 лет Солнит изменила определение доверия. В своей книге «Воспоминания о несуществовании» она пишет: «Я ошибалась, считая, что это инструментом. Инструмент держат в руках и используют самостоятельно. Мы сами решаем, как он будет использован. Однако доверие отчасти зависит от того, как нас воспринимает общество». Вера в то, что некоторые люди „не являются надежными свидетелями собственной жизни”, поскольку они не отвечают нашим представлениям о вероятности, как пишет Солнит, рано или поздно нам отомстит.

.Если мы не будем доверять таким нациям, как украинская, и не перестанем объяснять им их собственный опыт с патерналистской, западной точки зрения, мы можем продолжать верить, что «сильнейший всегда прав». Мы можем продолжать обуздывать агрессоров, пока наша собственная свобода не окажется под угрозой. Чтобы разорвать порочный круг недоверия, мы должны прекратить отождествлять власть с непрерывной государственностью, часто обремененной багажом империализма. Мы должны осознать, что претензии на предпочтение не превращаются автоматически в опыт. Мы должны начать относиться к тем, для кого война означает угрозу их существованию, как к надежному источнику знаний, если мы хотим обеспечить выживание не только себе, но и демократическому порядку в его нынешнем виде. Украинцы борются за выживание. Им требуются все доступные инструменты для достижения этой цели. Не отказывать им в доверии – это меньше из всего, чего они заслуживают.

Olesya Khromeychuk