Катыньский шрам

Весной 1940 г. советские власти без судебного приговора уничтожили цвет польской интеллигенции. Сегодня российские власти хотели бы видеть в этом преступлении обычное уголовное преступление, на которое распространяется правило давности.

.Последний раз друзья видели его на вокзале в Быдгоще. Юзеф Дробка сказал передать семье, что он чувствует себя хорошо и как можно скорее вернется домой. Он принадлежал к тысячам поляков, мобилизованных в конце лета 1939 года. Они должны были защищать свою родину от нападения Германии, но 17 сентября – на третьей неделе войны – на страну с востока напал другой мощный враг: Красная армия. Крошка была среди тех, кто попал в советский плен.

Два тоталитарных режима, вопреки идеологическим разногласиям, объединенным в то время общим соглашением, с самого начала распространяли террор на покоренных польских землях. До сих пор символами кровавой немецкой оккупации являются дымоходы Освенцима и других лагерей смерти, а также ямы смерти в местах массовых казней, таких как Пальмиры и Песница. Неразрывно и сильнее всего с жестокой советской оккупацией ассоциируется слово «Катынь».

«Грустный день — никто не знает, что происходит дома», — писал в канун Рождества 1939 года один из поляков, заключенных в советском лагере в Козельске. Там и в Старобельске содержали офицеров Войска Польского. В Осташкува были направлены преимущественно полицейские, жандармы, офицеры тюремного караула, Корпуса Охраны Пограничной и Пограничной Стражи (в частности Юзеф Дробко). Польские патриоты быстро заполняли тюрьмы так называемых Западной Белоруссии и Западной Украины – так советы называли восточные земли Второй Польской Республики, незаконно присоединенные к СССР.

Судьба этих людей разрешилась в начале марта 1940 года. Именно тогда Лаврентий Берия, глава печально известного НКВД, в записке советскому лидеру Иосифу Сталину предложил расстрелять – без суда – 14 700 человек польских военнопленных и 11 тыс. заключенных. Он объяснил, что они „объявлены врагами советской власти без обещания улучшения”.

В этом дьявольском доводе была определенная логика. Люди, которых Берия решил убить, за последние двадцать лет верно служили польскому государству и точно не смирились с потерей независимости.

Дробка пошел в польскую армию еще в 1920 году. В рядах 17-го Великопольского Полка Уланов он участвовал в войне против большевиков, которые «над трупом белой Польши» хотели перенести свою кровавую революцию в Европу. Когда вторжение было отражено и наступил мир, Дробка служил в таможенной, а затем в пограничной охране. «Усердный, добросовестный, внимательный, службу выполняет с отдачей», — читаем в рекомендации, предоставленной ему начальником. В 1939 году работал в команде штаба окружного штаба пограничной охраны в Хойницах. У него была жена, трое детей – и трехкомнатная квартира. Война прервала эту стабильную жизнь.

«Был плач, но и надежда на скорейшее возвращение», — так спустя годы писал его внук Здзислав о моменте разлуки деда с семьей. Дробеки, как и многие их соотечественники, верили в помощь западных союзников Польши: Франции и Великобритании. Однако помощь не поступила ни в сентябре 1939 года, ни в последующие месяцы.

Тем временем Сталин и его ближайшая свита одобрили дьявольское предложение Берии. 3 апреля 1940 года началась «разгрузка» лагерей польских военнопленных в СССР. Заключенных в Козельске перевезли в Катынь под Смоленском и там убили. Узников из Старобельска убивали в Харькове, а тех, что из Осташкова – в подвале НКВД в Калинине (теперь это Тверь).

Расстрел начался вечером и закончился на рассвете, как свидетельствовал позже начальник Калининского РО НКВД Дмитрий Токарев в 1940 году. Он вспомнил, что в одной из комнат проверяли личные данные, а затем человека заковывали в наручники и уводили в камеру смертников. Там жертва умирала от выстрела в затылок. Тела клали на грузовики, а утром отвозили в окрестности поселения Медное, где на опушке уже была подготовлена яма, пригодная для размещения 250 тел. Вот так должна была выглядеть последняя дорога Юзефа Дробки, убитого 27 апреля.

В то же время в Киеве, Минске и других местах продолжалось уничтожение польских заключенных. Сегодня советское убийство поляков весной 1940 заведено называть Катынским преступлением. Известно, что в целом преступление унесло жизни не менее 21 768 человек.

Мы не случайно говорим, что в Катыни был убит цвет польской интеллигенции. В списке жертв – высокопоставленные офицеры Войска Польского и других военных служб, священники, а также люди, которые в гражданской жизни были врачами, инженерами, юристами, учителями и чиновниками. Следует также добавить, что советские репрессии затронули и многочисленные семьи убитых. Их депортировали вглубь СССР, на «бесчеловечную землю».

Катынский расстрел должен был остаться тайной навсегда. Однако в апреле 1943 года немцы, почти два года ведущие войну против советской власти и сумевшие продвинуться далеко на восток, объявили миру об обнаружении в Катыни тел польских офицеров. Они пригласили на место преступления Международную медицинскую комиссию. Хотя сами они совершали не менее ужасающие преступления и тоже заметали следы, в случае с Катынью они были заинтересованы в раскрытии правды.

Сталин шел дальше. Советская власть создала свою псевдокомиссию – так называемую комиссию Бурденко. Еще во время войны она заявляла, что Катынский расстрел в 1941 году совершили немцы. Это утверждение также было включено в обвинительное заключение против главных немецких военных преступников, которых судили в Нюрнберге. Так рождалась и укреплялась катынская ложь.

В последующие несколько десятков лет она действовала не только в Советском Союзе, но и во всех странах Центральной и Восточной Европы, которые после окончания Второй мировой войны оказались в сфере влияния СССР. Коммунистическая власть в Польше, принесенная на советских штыках, также была построена на основах катынской лжи. Каждый, кто пытался распространять правду о Катыни или даже расследовать ее, подвергался репрессиям.

Родные Юзефа Дробки долго не знали, что с ним произошло. Через несколько лет после войны городской суд в Хойницах признал его умершим и взял датой смерти 9 мая 1946 года. «Семья говорила только полслова или молчала», — вспоминает Здислав Дробко. В 1963 году бабушка подарила ему дедушкину пуговицу с польским орлом. „Вот, ищи”, – сказала она. Но поиски Юзефа Крошки в Польше и за границей не дали результата.

Лишь в апреле 1990 года – на волне гласности – советские власти признали Катынский расстрел одним из «тяжких преступлений сталинизма». В том же году Дробки узнали, что Юзеф, вероятно, был узником Осташкува и был убит в Калинине. Позже информация подтвердилась. В 1993 году Здзислав Дробка уехал в Медное, чтобы выкопать крест на месте расстрела своего деда и собрать землю. Десяток лет спустя он посадил Дуб Памяти в Центральном учебном центре пограничной службы в Кошалине.

Катынь – важная часть польской истории и памяти. Травма произошедшего 84 года назад еще больше усиливается для поляков трагедией четырнадцатилетней давности. 10 апреля 2010 тогдашний президент Лех Качиньский прилетел в Смоленск, чтобы принять участие в праздновании годовщины в Катыни – отдать дань памяти жертвам на русской земле и напомнить правду о советском преступлении. В авиакатастрофе погибли 96 человек: президент с супругой и многие другие представители элиты польского государства. Это тоже неотъемлемая часть новейшей истории Польши.

Но это не единственная причина, почему геноцидное Катынское преступление – это гораздо больше, чем просто прошлое. Могилы в Катыни, Медном и других местах показывают нам сущность советской души – направленной на зло, разрушение, экспансию. В третьем десятилетии 21 века эта душа возрождается в несколько ином воплощении. Российская Федерация почти прямо славит свое коммунистическое прошлое и демонстрирует имперские тенденции.

.Два года назад тяжелая строительная техника демонстративно предстала перед польским кладбищем в Катыни. Но даже экскаваторы не смогли бы засыпать Катынскую правду.

Karol Nawrocki