Военное положение не сломило поляков. Наша мирная революция изменила часть Европы

.Когда я начинал работать журналистом, в Польше заканчивалось военное положение.  Несколько раз еженедельник, в котором я работал, не вышел в печать, когда не было согласия Управления по контролю публикаций и зрелищ, иными словами – цензуры. А каждый третий-четвертый текст печатался с вмешательством государственного цензора. Те поляки, которые помнят военное положение, помнят и газеты, усеянные пустыми местами, оставшимися от текстов, которые не могли быть напечатаны. И помнят посередине текста знаки: [ – – – – ], обозначавшие вмешательство цензуры. Внешняя цензура вмешивалась, когда в положительном свете представлялась Западная Европа, оспаривалась доминирующая роль СССР в мире, наконец, даже когда пытались писать о Катыни, где 20 тысяч представителей польской интеллигенции, ученых, офицеров, священников были убиты россиянами после того, как СССР и Германия вместе атаковали Польшу в 1939 году. Наконец, когда воспоминалось Варшавское восстание 1944 года, когда немцы убивали поляков, женщин, детей, когда сжигали мой город, а россияне смотрели на пылающую Варшаву, стоя со своими войсками на другом берегу реки Вислы.

Во время введенного 13 декабря 1981 года коммунистами Войцеха Ярузельского военного положения власти контролировали не только содержание сообщений СМИ, но и личных писем, читая их, а также телефонных разговоров, прерывая их, если разговор переходил на политические темы. Я и сегодня помню голос в трубке, говорящий: «разговор будет контролирован». Но, что важнее, политикой являлось не только сообщение о демонстрациях и протестах, но также все то, что препятствовало строительству «нового великолепного мира» по советскому образцу. Политикой были религия и вера, политикой была история, в частности та, указывающая момент славы польского оружия, то есть великие моменты Польши и поляков, так как целью коммунистов являлось уничтожить память и историю Польши, чтобы строить содружество государств, базирующееся на доминировании СССР в регионе (а в будущем – в мире) и на СЭВ – Совете экономической взаимопомощи (определяющем, что Польше можно произвести, а чего нельзя, а также то, в каких количествах произведенные блага должны попадать в СССР).

Наконец, политикой было тогда и ставить вопросы в мире, в котором власть давала готовые, простые ответы на почти всем, даже самым сложным вызовам. Из учебных программ было вырезано все то, что могло вызвать гордость тем, что человек – поляк. Пытались убедить, что польская литература не имеет значения, и важна лишь славянская (то есть, принадлежащая к СССР) литература. Не имели значения классические принципы экономики, но «социалистическая экономика».

Я помню, что и меня профессор пытался научить «экономике социализма», но перебросившись со мной несколькими дружескими шутками, он отступил, признавшись, что ему приходится преподавать предмет, в который никто не верит. Даже науку приходилось воспринимать так, как в нее верила подчиненная советским товарищам партия.

Однако в социализм и коммунизм никто во время военного положения уже не верил, даже самые усердные политические деятели. Все знали, польское общество убедилось в этом на собственной шкуре, что система недостаточна, что она угасает. Дороговизна, очереди в магазинах, отсутствие какого-либо снабжения… И в то же время, именно тогда, были еще сильнее закручены гайки политической корректности, восхваляющей коммунизм и социализм. Было четко указано, как можно говорить и думать, а какое мышление и говорение ведет к проблемам, вплоть до потери работы или, при злостном повторении неблагонадежных мыслей, в тюрьму. В места изоляции строгого режима направлялись даже беременные женщины и пожилые люди.

Военное положение – это талоны, позволяющие купить строго определенное количество мяса, сахара, масла, а также водки, с пресловутыми «магазинами за желтыми гардинами», заходить в которые мог только актив польских коммунистов (и зарубежные дипломаты в Польше). Поэтому столь важной была помощь для поляков, оказываемая, наверное, всеми народами свободной Европы. Я по сегодняшний день встречаю многих французов, австрийцев, скандинавов, голландцев, испанцев, британцев, для которых польская революция «Солидарности», фиеста, так резко законченная Войцехом Ярузельским, оказалась важными переживанием поколения. Они организовывали помощь для поляков, загружали на свои машины сыры, консервы, но и копировально-множительную технику и бумагу для независимых типографий. Ибо с одной стороны, всего этого в Польше запросто не хватало, с другой же – так народам Свободной Европы в это время диктовало сердце. И право, ибо революция «Солидарности» победила не благодаря пулям, но благодаря упорству поляков и помощи всего мира. Я очень благодарен друзьям Свободного мира за вашу тогдашнюю помощь, которая попала в польские приходы и стала важным сигналом, что о нас кто-то помнит. Благодаря вам мы победили.

Военное положение – это и протесты. Несмотря на наличие войска на улицах, милиции, гонящейся за учениками и студентами, участниками религиозных торжеств (в отличие от, например, Франции, в Польше священники всегда оставались близко к народу, защищали наиболее оскорбленных, нуждающихся в помощи. Священники и Церковь стояли на стороне народа, не власти). Это стрельба в рабочих. Это также убийства детей антикоммунистических деятелей, коммунистическая милиция, убивающая священников, писателей и интеллектуалов.

Военное положение – это очередная точка в долгой истории нашей страны, закаляющей поляков. Если я иногда слышу вопросы, почему поляки просто не смирятся с создаваемыми другими людьми, навязываемыми им другими людьми условиями жизни, воспитания детей, подхода к семье, труду или ведению бизнеса, то я повторяю моим французским друзьям: узнайте польскую историю. Мы действительно много перешли, подобно другим странам Центральной и Восточной Европы, загнанными пол сапог тоталитарных режимов XX столетия и, наконец, советской России. Мы знаем унию, вводимую силой. Знаем бюрократическое «бла-бла-бла» и цензуру мыслей, попытку контроля слова. Мы умеем завести копир, получать известия, свободные от пропаганды, пропускать мимо сообщения главных передач телевизионного мейнстрима. Имеем в себе пласты храбрости, которую проявил хотя бы ротмистр Пилецкий, пошедший добровольно в Аушвиц и передававший оттуда свидетельство о геноциде, совершаемом немцами, сообщение, оставшееся без реакции Запада. Имеем в себе силу единства и чувство солидарности со всеми оскорбленными и нуждающимися, с другими, принимая в последние годы огромную волну украинцев, убегающих от войны в Крыму и Донбассе, или белорусов, ищущих убежище от деспота Александра Лукашенко, ведущего жесткую расправу с собственным народом.

.Военное положение не сломило поляков. Несмотря на попытки сломить нас, мы победили. Это была революция, изменившая по дороге часть Европы.

Эрик Мистевич